На обед остановились в маленькой пустой избушке с оторванной дверью, почти полностью занесенной снегом. Печь растопить даже не пытались — снег лежал не только на полу, но доставал до подоконников. Впрочем, никто особо не устал, напротив, все разгорелись и без особых проблем перекусили всухомятку. Лишь Семен Богораз в очередной раз помянул свой бронхит, категорически отказавшись выпить причитавшийся ему глоток спирта.
— Ну, хорошо, — начал полковник, когда процедура знакомства была закончена. — По-моему, мы действительно заигрались с этими тайнами. Честное слово, мне неудобно перед вами, Ростислав Александрович! Наверно, надо было рассказать вам о «Мономахе» в первый же день. Но если бы вы знали, как все это обставлялось! Меня, как видите, даже переименовали…
— Бред какой-то, — капитан знал, что такое смерть на войне, но гибель от волчьих клыков казалась почему-то особенно жуткой. — Почему же он не стрелял? Ведь вчера было тихо?
— Из вас получится неплохой естествоиспытатель, господин Косухин, — кивнул Богораз. — Вы рассудили верно. А что касается мозга… Мне кажется, что мозг должен оставаться нетронутым, если этому Венцлаву нужно поговорить с… ну, не знаю, как назвать… А вот теми, кого вы видели, и Глебом Иннокентьевичем, похоже, управляли со стороны. В таком случае мозг не нужен, во всяком случае, не все его области. Извините, господа, я плохо соображаю, к тому же я наверняка заработал воспаление легких…
— Представьте себе, его обвиняли в каких-то тайных культах, чуть ли не в жертвоприношениях… В общем, я очень удивился, когда наши союзники-большевики приняли его в партию и даже, кажется, поручали что-то важное…
— Прекратите! — закричал в ответ Арцеулов, потянув упиравшегося Степу в салон. Тот поспешил надеть на голову шлем.