— Я уже говорила полковнику. Вы, конечно, имеете право знать все, Ростислав Александрович. Но господин Лебедев считает, что так будет безопаснее. Точнее, считает не он, а тот, кто отдал приказ. О проекте «Владимир Мономах» красные начинают догадываться. Если вы, к несчастью, попадете в плен, вам легче будет молчать. Впрочем, я не могу ничего рассказать, но могу сыграть в игру «да» и «нет».
— Про что рассказать? — без особого интереса поинтересовался капитан. — Про Венцлава и про собачек?
Между тем Степа, молча, с несколько насупленным видом, скользивший «финским» шагом рядом с братом, думал о том же, хотя и с несколько иными выводами. В нечисть Косухин верил слабо. Виденное им в Иркутске не могло не заставить задуматься, но Степа, считавший себя истинным марксистом-материалистом, с легкой совестью относил все к достижениям науки или к природным явлениям, которые эта самая наука еще не познала. Беспокоило другое. Он не стал отвечать при всех ни на провокационный вопрос белого гада Арцеулова, ни на намек брата. Похоже, они не поверили в возможную засаду. Косухин же чем дальше, тем больше начинал беспокоиться.
— На это я и рассчитываю, — спокойно заметил капитан. — Стопроцентный успех обещать не могу…
— «Профессор»… — понял Ростислав и вздохнул.
— Нормально, коллега, — одобрил неунывающий профессор. — Теперь вы смотритесь минимум лет на десять каторги!