Он зажег свет в кухне, потом в коридоре и – после секундного замешательства – вошел в комнату.
Троепольский подумал: “Черт побери” – или сказал это вслух?
Очень хотелось пожаловаться Польке на жизнь.
– Секретный объект? Ветеринарный карантин? – уточнил Троепольский, и Полина проворно поволокла его за руку в сторону стеклянной будки.
Почему-то в ту же секунду, когда они упали на императорскую кровать и собака Гуччи подалась от них в сторону, перестало иметь значение то, что они “не должны” и нужно спешить на работу, забылись запах тюрьмы и Федина смерть, и еще то, что никто не смел над ним смеяться, а она засмеялась, и теперь он “должен” вылезти из кожи вон, чтобы доказать ей… чтобы показать ей… чтобы заставить ее… чтобы…
– Федька работал. Он макет увез, а меня попросил хвосты за ним подчистить. Я “Русское радио” делал, вечером стал смотреть, а макета нет.