Алик достал из своей сумки аккумуляторную дрель, накернил отверстие и довольно быстро прошел пару сантиметров стали. Сверло, прохватив металл двери, провалилось и с хрустом запрыгало по внутренностям механизма. Затем длинной тонкой отверткой что-то поддел, отжал, попросил «подержать вот так». Облил потроха маслом из носатого флакончика, всунул в отверстие ещё одну отвертку, и легко отодвинул мощные с виду засовы, скользнувшие в расслабленные внутренности убитого механизма.
— Ну, это лучше у Кирюхи узнавать, его деляна. Ничего такого не слышно — торговых наши прихватывали уже лет пять тому как, базарные Дома этот вопрос чётко пасут. Рядом, правда, есть гадюшник — Хасли. А, слышал? Это на том берегу озера нашего. Вот там — да, народ отмороженный полностью.
— Да, псиное отродье, сукин сын? Чё молчишь? А? Как, твою мать, с могилой на кладбище базарю. О, кстати, тут думал, как тебя погонять, слышь, нет? Ты же, волчара, прописался тут, жрешь как Кирюха, а объявиться — это мы забимши. Вот налеплю тебе погонялу Могила, и чё будешь делать? Слышь, э! А как в цвет тебе Могила, чуешь? И крыс дохлых в тебя кидают, звуков не издаешь, и страшный опять же. В натуре, Могила ты и есть.
— Забыл? Воду вчера допили. Вот тебе чай холодный.
— А какие не взорвали? Все ж завалены были. Значит, и его отрыли. И с чего ты взял, что до низу было завалено? Кто это знать может?