— Нет, правда, это вы про Шубу статейку тиснули? Или это… накол?
— Шубин — это еще ничего, — мрачно заключил Леонтьев, с ходу заглотив всю информацию и собираясь прочитать бумаги еще раз более внимательно. — Было бы хуже, если бы жуликом оказался сам Кольцов.
С того дня начался угар его московской жизни и продолжался до сих пор. До той самой минуты, когда он, Гриша Распутин, пожелал так отчетливо, чтобы Москва сгинула куда-нибудь, провалилась в преисподнюю, и чем скорее, тем лучше.
В абсолютной тишине, от которой стало больно в голове, он подошел к машине и рванул дверцу.
Их не было ни во втором, ни в третьем ящике. И на столе их не было тоже. Прошло полчаса. Лидия задвинула последний ящик и огляделась в полном отчаянии.
Мышеловка захлопнулась. Лидия слышала ее отвратительный ржавый скрежет. Она захлопнулась и перебила хребет глупой жадной мыши.