С этой — он знал совершенно точно — будет не просто веселье, а фейерверк. Салют. Феерия.
— Кофе у меня уже к ушам подступает, — пробормотал Егор, — но с тобой выпью. У меня коньяк есть, французский. Будешь?
— Дима! — страдальческим голосом укорил дед. — Как ты разговариваешь!
— Отец учил, — буркнула Лидия, — он всю жизнь в МУРе проработал и считал, что, когда придется, нужно суметь спастись. И пистолет его. Он погиб два года назад. Ребята из его отдела мне и пистолет отдали, и разрешение сделали…
Все давно ушло, и больное место уже не горело огнем, а всего лишь ныло тупой бессмысленной болью, но иногда — на секунду! — вспыхивал и пропадал злой всполох уже почти совсем побежденного, почти задавленного пламени — господи, ну почему, почему так ничего и не сложилось?!
Он должен найти выход из положения и сделать это быстро. Найти, и все тут. Иначе дело кончится плохо.