Все посмотрели на неё с недоверием. Первым очнулся Кенни и помчался на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, за ним — Дэви и доктор Сим. Алиса нервно вздрогнула и застыла с раскрытым ртом, но так ничего и не поняла.
— Тише, господа, прошу вас, — умолял обеспокоенный бармен ватагу горьких пьяниц, в которую плавно превратилась группа скорбящих. Долгие часы стоического пьянства и тоскливой ностальгии, наконец-то, сменились песнопениями. Им ужасно захотелось петь. Напряжение спало. На бармена никто не обращал внимания.
— Представь себе самую худшую вещь, которую я мог бы сделать, для того чтобы тебя достать, Ал. Затем умножь её на тысячу… и всё равно это будет лишь жалким подобием, — я мрачно покачал головой.
— Я знаю, что ты хороший парень, — поддержала она меня, хотя довольно неубедительно. Конечно, она была слишком хороша для Билли, но Майра Хиндли или Маргарет Тэтчер тоже были слишком хороши для Билли. Она попала в этот говённый расклад «мужик-бэбик-дом», который с детства вдалбливают девицам в головы, и у неё не было ни малейшей возможности вырваться из этой тупорылой схемы.
Картошка слышит первые аккорды «Фарфора в твоей руке» и сразу же догадывается, что Бегби добрался до музыкального автомата. Он всегда ставит эту песню, или «Удиви меня» группы «Берлин», или «Разве ты не хочешь меня» группы «Хьюмен Лиг» или какую-нибудь песню Рода Стюарта.
— Я люблю тебя! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! — Ещё один «бип», и линия разъединилась.