— Да», если шевельнется правая, «нет», если левая…
Через неделю, 20 апреля, сам Буним Аниелевич появился в Лионе, где встретился с Жаком Мэзьелем и Ребом Климродом. Он просил последнего послужить ему гидом — а главное, переводчиком — в поездке по Бельгии и Германии. Мэзьель был свидетелем, что они уехали на рассвете, 26 апреля, на машине, которую он купил за счет организации. Прошло почти пять месяцев, прежде чем Мэзьель снова увидел молодого человека, который, уезжая, оставил после себя в лионской квартире свои единственные тогда земные сокровища, две книги — томик «Эссе» Монтеня по-французски и «Осенние листья» Уолта Уитмена по-английски.
— Невероятный размах, — сказал Сеттиньяз, который, быстро сделав подсчет, одновременно рассуждал про себя так: «В общей сложности это должно составить три-четыре процента состояния Реба. По крайней мере того состояния, о котором мне известно. На том уровне, которого мы достигли, цифры теряют значение».
Сеттиньяз включил другую программу: деревья.
Джордж Таррас навсегда оставил Гарвард и свою кафедру. Теперь он сможет проводить все свободное время, копаясь в чужих книгах и сочиняя свои, вместо того чтобы талдычить год за годом один и тот же, почти без изменений, курс. Его жена Ширли сама уговаривала Джорджа ответить согласием не только потому, что при этих переменах он получал значительные финансовые выгоды (Климрод предложил в пять раз больше его профессорского оклада и в доказательство своей платежеспособности предложил выплатить заработную плату за десять лет вперед), но и потому, что сама она питала к Ребу, говоря ее словами, материнское чувство.
Они заехали в местечко Пуэрто-Лопес и оттуда, поскольку над ними дважды пролетал маленький самолет, неожиданно выехали на другую дорогу, которая пролегала в травяном океане Llano, в жужжащей от жары тишине. Они двинулись прямо на юг по той простой причине, что обнаружили едва заметную и уже начавшую зарастать тропу.