— Дело в шляпе. Она пустит нас к нему в перерыве между двумя встречами. Даже если придется немного подождать.
В течение этих четырех лет Сеттиньяз редко встречался с Ребом. иногда не видел его по нескольку недель, бывало, и по три месяца. Вначале его удивляли и даже беспокоили исчезновения патрона и в не меньшей степени то доверие, которое ему было оказано, в конце концов и то, и другое стало казаться ему естественным, даже обычным.
Убалду Роше потребовалось более одиннадцати месяцев и восьмая встреча с Яуа, чтобы тот наконец соизволил скинуть свою непроницаемую маску. Роша почти свободно говорил на языке яномами и в посредничестве Себастьао уже не нуждался. Он теперь сам спрашивал о Белом человеке и сказал, что его любопытство объясняется только теми дружескими чувствами, что он испытывает к Белому человеку, а больше дружбы его глубоким уважением к нему: «Я повиновался ему во всем, Яуа». Ему показалось, что эти доводы и, возможно, отсутствие переводчика вдруг заставили раскрыться индейца шаматари. Но из того, что сообщил ему индеец, он понял, что причина совсем не в этом и что Яуа, столь непроницаемый до этой минуты, разговорился от сильного волнения.
Недвижимость — сто пятьдесят миллионов долларов.
Почти целый день они колесили по Зальцбургу, а когда останавливались, Реб начинал говорить, голос его, как обычно, звучал отрешенно, словно он обращался к одному себе. Реб рассказывал все, что произошло с момента его возвращения до смерти Эпке, рассказывал о фотографе Лотаре из замка Хартхайм.
— Я не отказываюсь ни от одного сказанного слова.