Узкая койка отца была пуста, скомканная простыня сползла на пол, обнажив полосатый матрац.
– Забууудь, забууудь, тебяяя забууудууу яааа! – пел Говно.
– А что – сломался? – нахмурился Румянцев.
Минуту они простояли, рассматривая друг друга.
Визг стал нестерпимым, от него засвербило в ушах.