– Да нет, не хочу… – бормотала Марина, разглядывая незнакомое раскрасневшееся лицо с пьяно поблескивающими глазами.
Еще через неделю отец мыл ее в фанерной душевой под струей нагретой солнцем воды. Голая Марина стояла на деревянной, голубоватой от мыла решетке, в душевой было тесно, отец в своих красных плавках сидел на корточках и тер ее шелковистой мочалкой.
Марина проскользнула в стеклянную дверь, предупредительно отведенную Леонидом Петровичем и оказалась в просторном вестибюле, где у пластмассовой проходной топтались двое в штатском.
В тот же вечер Марина выслала потертый томик ценной бандеролью…
– Сам он оставляет желать лучшего! У них в бригаде на прошлой неделе два прогула было…
Комната погрузилась в темноту, только слабый свет двух уличных фонарей пролег по потолку бледно-голубыми полосами.