— Нет, опроерн наен олми ранова… Этo же прораепе юмор.
Здесь пахло прелью, травой и обвалившейся штукатуркой.
— Лоанренпе егор арнп юмор, — ответил ему Бурцов.
— Нуууу… все по-прежнему, — Осокин опустился в красное кресло. — Только Ленина сменил.
Подошли. Трое оборвали разговор, повернулись.
Антон ловит одного из молодых на планку ружья, отчетливо видя его ослепительно белые подкрылья и рвет спуск.