— Это невозможно. Рукопись изъята на обыске, занесена в протокол. Выносить из здания нельзя.
Женька высосал из пакета норму и, скомкав, приложил его к пылающей брови. Моргать было больно, висок онемел, бок слабо ныл.
— Нет, опроерн наен олми ранова… Этo же прораепе юмор.
Здесь пахло прелью, травой и обвалившейся штукатуркой.
— Лоанренпе егор арнп юмор, — ответил ему Бурцов.
— Нуууу… все по-прежнему, — Осокин опустился в красное кресло. — Только Ленина сменил.