— Знаааем! Не хочу. Кабы нас не было — захотел. Правда, Михалыч?
— Хватит выть, гад! Хватит! Как отвечать — гак в кусты! Москва слезам не верит!
— Чего старик… старик сказал, конечно. Защищал. На промышленное внедрение нажимал, на сложность испытаний. Экономия большая, там, механические свойства высокие. А Чесленко потом по таблицам пошел. Почему, говорит, устойчивость к интеркристаллитной коррозии так мало экспериментирована? И вообще, говорит, черные точки очень сомнительные. Элемент произвола.
Людмила Ивановна бросила трубку, побежала на кухню. Масло отчаянно кипело, подгорая по краям сковороды. Суп тоже кипел. Людмила Ивановна выключила суп, покрошила колбасу, разбила яйцо, которое почти тут же свернулось.
— Но все-таки вначале был Пикассо, потом Дюшан. И влиял-то первый на второго, а не наоборот.
— Виктор Иваныч, — протянул ему руку Котельников. Мальчик молча смотрел ему в глаза.