- Ну что? - спросил Минтеев. - Как его состояние, доктор? Врач покачал головой. Лицо медика было непроницаемым. - Он в сознании, - сказал врач. Усыскин открыл глаза, и на губах появилось страдальческое подобие улыбки.
- Преждевременно, - глухо сказал он. - Это касается политики, а она девица консервативная. Мы не можем отказываться от материалистического взгляда на мир. Это замедлит индустриальное развитие страны. Государство важнее. Смелые люди, крепкие люди, мне искренне жаль их!
Никольский Николай Николаевич, старший научный сотрудник НИИ атмосферных явлений. Вы - Аркадий Наумович Штерн, один из прославленных аэронавтов тридцатых. Сам фотографию видел - там Усыскин и Мамонтов, Минтеев, Урядченко, Хабибулин, Дроздов, Новиков. Весь цвет, вся слава советской аэронавтики!
- Что ж случилось, Аркадий Наумович? - с легкой иронией спросил подполковник. - Совесть замучила? Все-таки решили поделиться с государством своей находкой?
- Я в этом сомневаюсь, - вздохнул Штерн. - Но хочу вас спросить, что было бы с нами? Со мной, с Минтеевым, с Урядченко и Новиковым?… Что вы молчите, полковник? Кстати, я забыл вас поздравить…
Интересно, кто их впустил? Уж, конечно, не Лана. Скорее всего, этот отставной артиллерист Николай Гаврилович Челюбеев. Вызвали его, сказали, вы, мол, старый коммунист, враждебное окружение и все такое, соседом поинтересовались, потом тонко намекнули - надо, Коля, партия твоих услуг не забудет. Известное дело, Николай Гаврилович бдителен, сам бывший подполковник, в войну дезертиров к стенке ставил.