На следующий день задолго до рассвета Давыдов разбудил спавшего на сеновале деда Щукаря, помог ему запрячь жеребцов и подъехал ко двору Харламовых. Сквозь неплотно прикрытые ставни он увидел, что в кухне горит лампа.
— Эка беда! Починим! Скорее, скорее, хозяин! А то мы тут у вас и так заговорились…
— Взвар есть, хозяюшка? Зачерпни напиться.
— Может, его зараз и подсеем? Вон в сусеке грохот лежит, — предложил опьяневший от радости Игнатенок.
Утром Половцев долго говорил с прохмелившимся Лятьевским. После разговора Лятьевский вышел в кухню бледный, злой.
— Ночью можно промахнуться и на тридцать шагов.