— Все одно он старый, у него на бороде все перо седое. Или ты не приметил? — запальчиво возразил дед Щукарь.
— Родненькие!.. родненькие, пожалейте! Все скажу! — Она узнает Якова Лукича. Ведь он же кум ей, с ним она семь лет назад крестила сестриного сына. И трудно, как косноязычная, шевелит изуродованными, разорванными губами: — Куманек!.. родимый мой!.. За что?
Давыдов отметил это про себя, вяло улыбнулся: бессонная ночь и пережитые волнения сказались на нем, и его уже неодолимо борол сон.
— Да что же это с тобой подеялось?! — в испуге воскликнула старуха, всплеснув руками.
— У всех так, кто без перчаток воевал, факт!
— …Мы, граждане, сами привыкли врагов пролетариата ставить на колени. И мы их поставим.