— Начал за упокой, а кончил за здравие? — спросил Разметнов.
— Отрез. — Титок искоса глянул на Нагульнова, распахнул полу зипуна.
— Я тебя, сиводуший, так вдарю, что и дорогу к дому забудешь!
— Я вчера целый день по дворам шлялся, уговаривал.
— А кого на кого менять? — еще тише прошептал Федотка.
Овса кормового было еще более ста пудов, но он ответил отказом потому, что оставшийся овес хранили к началу весенних работ как зеницу ока; и Яков Лукич, чуть не плача, отпускал лошадям (одним правленческим лошадям!) по корцу драгоценного зерна, и то только перед долгими и трудными поездками.