— Пусть явится, если ему надоела жизнь. Ничего не имею против. — С ума вы, что ли, сошли? Говорят вам, что вы меня компрометируете, заставляете нарушить правило, недавно введенное приказом ее величества, подвергаете риску большого штрафа, быть может даже увольнения.
Все с удивлением переглянулись. Сидя более часа за столом в зале с закрытыми дубовыми ставнями, они и не подозревали, что за это время погода переменилась к худшему. Полнейшая тишина царила снаружи и внутри, и ничто не предвещало надвигающейся грозы.
— Ох! Прошу извинения, сударь! Есть музыка маэстро Рейтера — она надоедает мне, а вот ваша совсем наоборот.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Порпора, когда они были уже на валу.
Консуэло не поняла, сколько было правды и горечи в словах ее жениха. Она приписала их его любви и на всю эту, как ей казалось, милую лесть, смеясь, ответила ласками. Она уверила Андзолето, что он перещеголяет ее, если только захочет постараться, и возродила в нем мужество, доказывая, что петь, как она, совсем не так уж трудно. Она говорила это искренне, так как не знала, что такое трудности, и не подозревала, что труд для тех, кто его не любит и у кого нет усидчивости, является главным и непреодолимым препятствием.
— Неужели у нее не хватило мужества навестить вас здесь после такого самопожертвования? — снова воскликнула Консуэло, на которую Порпора тщетно кидал свирепые взгляды.