Консуэло, знавшая Порпору как свои пять пальцев, видела, что не надо сдаваться, если она хочет, чтобы ее выслушали.
— О, будь покойна! — воскликнула Консуэло.
— Альберт, я люблю вас, насколько это для меня возможно, и, наверно, полюбила бы вас, как вы того заслуживаете, если бы…
— Ваша милость, стало быть, изволит двоиться? — спросил он, протирая глаза. — Я видел, как вы уехали в полночь, а вот вы опять здесь.
— Никто не умер, — ответил барон таким унылым тоном, словно сообщал ей о том, что вымер весь их род.
— Что же вы, черт вас побери, молчали? — вмешался «молчальник», делая вид, будто крайне раздражен этим открытием.