– Понятно, – кивнула я, думая о том, что это наверняка как-то связано с ночным происшествием.
– Никто к вам никого не посылал, – заунывно начала я. – Марк пришел со мной, потому что мы проводим расследование, кстати, в тесном сотрудничестве с милицией. Но есть вещи, о которых милиции знать ни к чему, это, так сказать, внутрисемейные дела, а мы не любим выносить сор из избы, особенно накануне выборов. Поэтому я прошу вас быть предельно откровенным, все мы заинтересованы в том, чтобы поскорее прикрыть это дело. Извините, оговорилась: раскрыть, конечно.
– Вряд ли. Ты идешь? – спросила я, извлекая из сумки липовое удостоверение, то есть липой было то, что я где-то там якобы служу закону. Пользоваться этим удостоверением я не любила, но иногда приходилось. Лукьянов секунду размышлял, потом покинул машину.
Разбудила меня мать Ромки, я приподняла голову и сообразила, что лежу на диване, свернувшись калачиком под одеялом (не знаю, откуда оно взялось, сама я была просто не в состоянии достать его из шкафа. Неужто Лукьянов проявил заботу? Нет, в это поверить еще труднее).
– Тогда просто премия, пусть фантазия взыграет насчет ее размера. У людей должен быть стимул.
Я бы предпочла связаться с Волковым, но возражать не стала. Квартира Мальцева находилась в трех кварталах от “Гранда”, в обычном пятиэтажном доме, а замок на его двери не защищал от воров, если судить по тому, что Лукьянов открыл его меньше чем за полминуты. В квартире не оказалось ничего интересного. Все вещи на своих местах. До образцового порядка далеко, но не похоже, чтобы здесь что-то искали. Впрочем, искать можно по-разному – устрой здесь ребята погром, и кому-то в милиции могло прийти в голову, что для одного гражданина ограбление, взрыв в ателье и обыск в квартире все-таки чересчур.