— Если речь идет об убийстве, — продолжила она, — а ничто, как я уже сказала, на насильственную смерть не указывает, кроме сломанной лодыжки, которую он и сам мог сломать, так вот, если все-таки речь идет об убийстве, то для убийцы логичнее прихватить документы, чтобы труп было сложнее опознать.
— Я не каркаю. И вообще… где были твои глаза?
— А спать в машине, что ли? — нахмурилась Мышильда, а я порадовалась — в отдыхе на дармовщину есть свои отрицательные стороны.
— Отлично. Давайте знакомиться, как-никак соседи. Это Марья Семеновна, можно Маша, а я Лиза.
— Откуда? — не поняла я. Он стал наливаться краской, а я поднялась во весь рост и взглянула на его макушку. Следовало человека просветить. — Дом сгорел, — загибая пальцы, очень доходчиво начала объяснять я. — Этот пустырь ничейный. Хочу рою, хочу нет. Прадед мой, значит, и клад мой. А если ты считаешь по-другому, то сам и мотай.
— Он что, ненормальный, — удивилась я, — или не слышит? Я же сказала.