– У нее была истерика. Катя сорвала бинты, кричала, что все равно жить не будет. Вот я вам и позвонила.
– Понятия не имею. Могу сказать одно: после того инцидента с милицией, ну, когда их забрали возле Горбатого моста, я отвела ее к гинекологу. Так вот моя дочь девушка. Была, по крайней мере, – пробормотала она.
– Теперь тебя не надо убеждать, что оба убийства связаны, – хмуро бросила я Вешнякову. – Милый добропорядочный дядя, который ловил кайф, когда мог придушить кого-то.
Лифт работал, я поднялась в пятьдесят шестую квартиру. Звонила я долго, прежде чем дверь распахнулась и я смогла лицезреть бабу, которой могло быть от тридцати до пятидесяти, с синяком под глазом, остатками зубов, которые она охотно демонстрировала, в грязном халате без пуговиц, что позволяло видеть ее мощные нижние конечности, сплошь покрытые синяками.
– Чем занимаетесь? – проявил он интерес, направляясь в кухню следом за мной.
– А я все голову ломаю, что это. Видишь, тень падает, темные полосы. Все очень просто, детка. Это ринг.