— Мрут все. От смерти не уйти, не откупиться. Но мрут по разному. Один в плаче, другой — смеясь, за одним жалеют родные, а то и все село, а за другим и жаба не кумкнет. Или даже вздохнут с облегчением. С появлением на свет ничего не поделаешь, но уйти человек должен стремиться по-людски. Достойно. Красиво. Гордо. Времени на подготовку хватает: вся жизнь.
— Жабы нас не знают. Нас... то-исть, отцов. Я про все зверье говорю, понимаешь? А вот маму... Ежели она, скажем, увидела бы этого лохматого первым, когда вылупилась из яйца, то его бы и сочла мамой.
— Ты ходишь медленно, царевна, — бросил он грубо. — У меня черепахи ползают быстрее.
Он наскоро провел еще отбор, гнусных убийц и насильников оставил, невинных выпустил, указал дорогу, а сам поспешил тайным ходом наверх. К его изумлению тот вывел его на чердак. Выше была только крыша под звездным небом, но лаз на чердак оказался закрыт на прочный засов и заперт пудовым замком.
— Что в имени моем, — отмахнулся Мрак. — Я простой человек из Большого Леса, зовут меня Мрак. Путь мне отмерен, час мой близок. Но другие пусть живут, пусть греются на солнце.
Медея требовательно перевела взор на Мрака. Тот пожал плечами, запустил пятерню в мешок. Насмешливое выражение сменилось умильным. Он вытащил руку, жаба спала на ладони, свесив лапы. На правой лапе была засохшая слизь и корочка засохшей крови.