— Пересматривать можно все, — громыхнул Беркут немедленно, словно все время помнил про их старую вражду. — Только стоит ли?.. Хакама права в другом: роль Богоборца все еще чересчур... чересчур. Он один из нас, так он говорит, и мы так говорим, но все по-мним, что он нас согнал в этот Совет, как стадо баранов, огромной дубиной!
— А куда же делись остальные? Бог их убил?
Беркут смотрел с затаенной насмешкой. Она не могла понять, насколько он был искренним, когда поддержал Богоборца при создании Совета. То ли всерьез, что маловероятно, это с его-то мощью и нежеланием с кем-либо считаться, то ли особая хитрость, рассчитанная на много ходов вперед ситуация... Если это так, его можно осторожно привлекать в союзники, а не просто в исполнители.
В лагере гелонов в самом деле распространялись слухи один другого страшнее. Всадники, что, как муравьи, одинаково выполняют все приказы, казались нечеловечески страшными, непонятными, таинственными, даже заговоренными злыми колдунами. Тут же у костров пошли рассказы о разных случаях, когда кого-то не брало железо, а стрелы вовсе отскакивали, таких заговоренных можно убить только прутиком омелы, смоченной в отваре из лап молодой лягушки и перьев птицы Стратим...
По небу плыло странное оранжевое облако, похожее на снежную гору, даже не гору, а целый горный хребет, залитый солнцем. Вершины причудливые, множество уступов, наплывов, выступающих скал, пещер, но низ этой плывущей громады чернее дегтя, и что пугало всех больше всего, абсолютно плоский, ровный, как будто эта масса скользит по незримому, но твердому своду.
— А прямые бывают самыми длинными, — возразил Скиф.