— Агафирс не обойдется без нашей помощи, — объяснила Хакама. — Там ведь не один жалкий Скиф, с которым справится сам Агафирс. Увы, там Богоборец! Значит, придется вступить и нам. Со всей нашей мощью.
— Ха-ха, — ответил незнакомец. — А я — странствующий мудрец. Можно к вам за стол?
— Молчать!.. Вы здесь только для того, чтобы ломать камень для Хозяина. Разговаривают только люди, а рабы — мычат!
— Не мешай, — сказала она с важностью. — Ты же видишь, она все еще строит свой домик...
— Многих, — ответил он мягко, — должен бояться тот, кого боятся многие... Но лучше расскажите, как добрались, какие страны проехали? Как там народ живёт? Какие налоги платит? Хорошо ли трудится? Что у них лучше, чем у нас?
Изображение снова сдвинулось на первого всадника. Все трое всматривались в суровое лицо, в котором, однако, от суровости воина или властителя не было и тени, но всадник явно суров, силен и в то же время словно бы наполнен печалью и отчаянием. Сейчас, когда, как он думал, его никто не видит, он смотрел вперед широко раскрытыми глазами, в которых отражалась проносящаяся мимо зелень, и лицо его было открыто, как человек открывается только перед собой и своими богами.