Услышав крики, он обернулся к окну. Из крыши конюшни к небу рвались острые злые языки огня. Уже слышался треск, огонь грыз сухую крышу торопливо, жадно, захлебываясь и утробно урча. А сверху навстречу огню падало длинное оранжевое копье, по крыше словно растекался выплеснутый из огромной посудины жидкий огонь, снова оранжевые языки огня устремлялись к небу жадно...
— Я очнулся, — сказал Колоксай, — в каком-то запущенном и заброшенном храме... Даже не храме, а так, среди руин, развалин. Увидел огни на башнях города, пошел на свет, так и пришел сюда. На воротах едва пустили! Ты говоришь, три сына?
Он наложил на тетиву стрелу, выждал. Когда грохот стал настигать, обернулся и быстро выстрелил. В мгновение ока успел охватить взглядом всю картину, понял, что все оценил верно.
— Что предпринять, что предпринять... Учиться сапоги шить! Кто способен учиться, конечно. Остальным — огороды копать.
Магия оставила их, всех Семерых, как всех колдунов и чародеев на свете, но в мире немало вещей, как сказал Окоем, что накопили эту магическую мощь. Это он пренебрегал ими, а Хакама и Ковакко искали исступленно собирали, накапливали, еще даже не зная, что глупая и позорная для чародеев страсть к вещам может пригодиться. И вот теперь он голый и безоружный, а они...
— Я всегда рада гостям, — ответила она чистым и нежным, как у ребенка, голосом. — Да если еще со Скифом!