Дорога постепенно раздвигалась, становилась по-гелонски шире, ухоженнее, добротнее. Часто попадались постоялые дворы, все с «журавлями» на колодцах, от каждого дома несет ухоженностью и достатком.
Скиф заканчивал кувшинчик, разделив его с двумя плотниками. При виде хорошего вина не радовался, мрачнел. Сытых и зажиточных на войну подвигнуть трудно, войну начинают голодные.
Как стало известно, некоторые мужики потихоньку под покровом ночи ускользнули из стана. Поднялось возмущение, но потом раздались и рассудительные голоса, что агафирсы трусят, явно же страшатся перейти реку, вот те и решили, что без них обойдутся, здесь и так собралась несметная сила...
— Нам не дано жить столько. А увидеть мир лучшим, чем это кровавое болото, я жажду при жизни! Люто жажду!
Скиф сердито сверкнул глазами. Мужчины, которым не нравится воевать, — трусы. Жалкие трусы.
— Ты... — сорвалось с губ сраженного, —ты дрался... так воины не дерутся!