Олег сам не помнил, как очутился вблизи. Сквозь тонкую и грязно-серую пленку он рассмотрел искаженное ненавистью лицо Ковакко. Болотный колдун крепко сжимал обеими руками серо-зёленый бурдюк, из отверстия выползала жижа, дрожала, как студень, и бурно превращалась в пар.
Скиф посмотрелся, желая узнать, зажила ли скула, но увидел нечто с четырьмя глазами и мутным тазиком вместо лица.
Он уже слышал грохот копыт за спиной, но не оборачивался. Шум, выкрики, конский храп — все это дает возможность оценивать расстояние не хуже, чем глазами. И он продолжал гнать коня все дальше и дальше, уже через голую степь, когда, наконец, инстинкт подсказал, что ближе подпускать опасно.
Олег видел, как один всадник вскинул над головой Турча сверкающий топор. Турч едва отражал удары второго, умело подставляя щит так, чтобы лезвие топора скользило, не видел, как всадник в замахе зло улыбнулся... но пальцы агафирса разжались, топор выскользнул, а сам он ткнулся лицом в конскую гриву. А из окна дома женщины продолжали швырять на головы врагов горшки, посуду, сундучки и даже мотки пряжи.
Улучив мгновение, он приблизился к Ширваку. Тот со стоном вертел в стене дырку, но камень почти не поддавался затупившемуся сверлу.
— Дорогие друзья, — произнесла Хакама сладким голосом, — мы так давно не собирались вместе... Дорогой Беркут, ты выглядишь великолепно! Ни один орел не сравнится с тобой гордой статью!.. Милый Ковакко, в твоих глазах все та же мудрость, которая так меня восхищала!.. Россоха, ты прибыл первым, а тебе дальше всех... признайся, ты сохранил свою силу чародея? Милый Короед, ты все так же силен и молод!.. А у Боровика сила плещет из ушей...