– Иди полежи, мы все сделаем. Женщины, побудьте с Ксюшей.
– Вы, Никита, очень осложняете мою жизнь! Ваше поведение выходит за границы порядочности и моральных норм. Никогда! Слышите? Никогда в отношениях с вами я не переступлю деловых рамок. Тому нет, не было и не будет оснований. Через две недели мы расстанемся навсегда. Пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках. Не преследуйте меня! В противном случае у меня останется о вас самое неблагожелательное воспоминание.
– Что же это я? Вы присаживайтесь, вот сюда, в кресло. Удобно? Свет не мешает? Может, штору задвинуть? Чай, кофе? А давайте по русскому обычаю, помянем? – Он оглянулся на секретаршу: – Быстро все накрыть. Ах, ведь я забыл представиться. Кирилл Сергеевич Наветов. Прошу если не любить, то хотя бы жаловать.
Ксюша никогда не видела, как рыдают мужчины. Так не плачут ни женщины, ни дети. Это был звериный вой, прерываемый судорожными каркающими рыками. Костик уткнул лицо в землю, поднимал руку и бил по земле кулаком в бессильной ярости и отчаянии. Казалось, сбылись Ксюшины проклятия, и все муки мира обрушились на Костика, жалкого, распластанного, в последней агонии.
– Какой к лешему бизнес! – презрительно рявкнула Ксюша нелюбимое слово. – На сиротах и беспризорниках?
– Хочешь сказать, – насупился Костик, – что я тебя не удовлетворял?