Группа мужчин в кабинете директора – его заместители, ученый секретарь, члены научного совета – стояли как на дипломатическом приеме в ожидании главной персоны. С появлением Ирины все расселись за большим столом. Секретарши внесли чай, кофе и печенье. Зажурчала светская беседа. Легкий анекдотец, свежая сплетня, изящный каламбур. Между делом, как о давно решенном, упомянули назначение варяга. И сам он присутствовал. Гладкий и лениво-утомленный в тридцать с небольшим, покровительственно улыбался, будто облагодетельствовал институт. Состарился и устал варяг на поприще интриг, коих был великий мастер. «Каждому из вас я знаю цену, – говорили его глаза. – Ох и надоели мне ваши крысиные бега. Но так и быть, держитесь меня, и перепадет вам с барского стола». Вслух подобного он не произнес бы под угрозой расстрела. В их среде не приняты крепкие выражения. Не говорят «вы лжете», а «грешите против истины»; не «поступаете подло», а «возможно, нарушаете моральные нормы»; не «гробите», а «заблуждаетесь»; не «воруете идею», а «руководите открытием»; не «убиваете ученого», а лишь «указываете на недостатки». Поэтому выступление Ирины вызвало шок.