Поля восприняла слезы мужа как скорбь по ее грядущей кончине. Своим носовым платочком, мокрым от ее слез, высморкала мужа как ребенка.
– Я тебе покончу, я тебе покончу, – дергала его за вихры Тексю, – все твои еврейские родственники в гробах, или как их там хоронят, перевернутся!
Полина идею горячо поддержала. Ей к Василию рано возвращаться, он даже прийти не удосужился. Только через сестер передавал: мол, хватит дурью маяться. Ирина сомневалась. Ксюша и Поля атаковали ее с двух фронтов: ребенок, Левочка, на чистом воздухе, питание по режиму, речка, тренажеры, велосипед купим, щенки под приглядом старших собак.
Марк стоял перед зеркалом и завязывал галстук. Он почему-то нарядился в белую рубашку, вместо джинсов надел брюки. Бурчал, что всю жизнь их сам утюжит, поручить жене нельзя – двадцать стрелок нагладит.
Вопросы у него были, но главный он в тот день не задал. «Как получилось, что я проморгал изумительную женщину?»
Ксюша знала, что все их уверения «мы очень строго, как ты велела, с ней обращаемся» не стоят ломаного гроша. Конечно, балуют. Ева разрыла и сбросила на пол горшки с комнатными цветами. Иринино и Левине утверждение «была крепко наказана» означало, что перед носом щепка помахали сложенной в трубочку газетой и попросили больше так не делать. Джери умудрилась открыть холодильник и слопать зразы с яйцом и зеленым луком. Вася и Поля, вместо того чтобы намылить ей холку, причитали над вздувшимся животом проказницы.