Дела у меня пошли особенно хорошо, когда я пустил в ход обрывок грузовой сетки. Как рыболовная сеть она не годилась: больно жесткая и тяжелая, да и плетение туговатое. Зато лучшей приманки было не сыскать. Она у меня свободно болталась в воде, и, когда мало-помалу обросла водорослями, рыбы слетались на нее как мухи на мед. Некоторые, мелюзга, даже поселились в ней, а другие, те же корифены, проносясь мимо, непременно притормаживали, чтобы поглядеть на невиданное поселение. Но ни местные обитатели, ни гости даже не подозревали, что в сетке спрятан крюк. В иные дни – к сожалению, их было не так много – я мог загарпунить целую прорву рыбы. Но так или иначе вылавливал больше, чем нужно, чтобы наесться до отвала и заготовить впрок; хотя ни места в шлюпке, ни веревки на плоту не хватило бы, чтоб засушить столько корифен, летучек, каранксов, груперов и макрелей, не говоря уже про мой желудок – такого количества ему было просто не переварить. Я оставлял себе столько рыбы, сколько мог, а все остальное отдавал Ричарду Паркеру. В дни такого изобилия я буквально утопал в рыбе и с ног до головы был облеплен рыбьей чешуей. Она сверкала серебром, как тилаки – божественные знаки, которые мы, индусы, наносим себе на лоб в виде ярких блесток. Если бы меня тогда увидели моряки, они бы точно решили, что я – морской бог, восседающий на престоле над своим царством, и прошли бы мимо. Славные были дни! Жаль только, их было мало.