И вот какой разговор я подслушал тем вечером.
Затаив дыхание, я закрыл ящик и пролез под брезент за веслами, лежавшими на боковых банках. Ричард Паркер заметил движение. Я видел его сквозь груду спасательных жилетов. И когда стал вытаскивать одно весло за другим – можете себе представить, с какой осторожностью, – он недовольно зашевелился. Но не повернулся. Я достал три весла. Четвертое лежало поперек брезента. И снова поднял крышку ящика, закрыв таким образом лаз из логова Ричарда Паркера.
Вот так я и увидел впервые мусульманскую молитву – торопливую, неукоснительную, пластичную, невнятную, потрясающую до глубины души. И когда я в очередной раз молился в церкви – безмолвно застыв на коленях перед Христом на кресте, – меня все преследовал тот образ гимнастического единения с Богом посреди мешков с мукой.
– Не заходила ли речь о каких-нибудь неполадках в машине или о физических повреждениях корпуса?
Отец не ответил, только взглянул на меня, наморщив лоб, и, видно, вспомнил, что дела не ждут.
Целый день я отъедался и отдыхал и, попросту говоря, блаженствовал. Время от времени пытался подняться на ноги. Но стоило переусердствовать, как к горлу тут же подкатывала тошнота. И даже сидя неподвижно, я все не мог избавиться от ощущения, что земля подо мной качается и я того и гляди упаду.