Потом он вдруг таинственно, шепотом приводил жуткие подробности, будто в подтверждение своим словам, что у французов-де с личной гигиеной совсем беда. «В „Делиньи“ было противно. Но „Бен-Руаяль“, другая клоака на Сене, и того хлеще. В „Делиньи“, по крайней мере, дохлую рыбу вылавливали». Но, как ни крути, олимпийский бассейн есть олимпийский бассейн – на нем лежит печать бессмертной славы. Хотя худшей помойки не сыскать, весело и лукаво усмехнувшись, заканчивал Мамаджи свой рассказ про «Делиньи».
А потом вдруг ощутил пустоту. Пощупал живот. Он был твердый и полый, как барабан. Теперь бы в самый раз заморить червячка. Масала-досаи с кокосовой приправой чатни – гм-м! – сгодилась бы вполне. А утхаппам – и подавно! ГМ-М-М! Ух ты! Я поднес руки ко рту – ИДЛИ! Стоило мне про это подумать, как у меня до боли свело зубы и потекли слюнки. Правая рука вдруг задергалась. И машинально потянулась к дивным рисовым лепешкам, возникшим в моем воображении. Пальцы погрузились в еще горячее, дымящееся тесто… Слепили шарик, обмакнули его в соус… И поднесли ко рту… Я принялся жевать… О, какая же сладкая мука!
Ричард Паркер не сводил с крысы глаз. Его взгляд замер на моей макушке.
Деревья, кстати, не были паразитами. Это я выяснил случайно – за очередным обедом вырыл под одним деревцем такую глубокую яму, что докопался до корней. Оказалось, что корни не врастают в водоросли, как в почву, а скорее перерастают в них, сливаясь с зелеными стеблями. Из чего следовало, что деревья либо живут с водорослями в симбиозе, предаваясь взаимовыгодному обмену, либо – еще того проще – суть те же водоросли, только другой формы. По-моему, последняя гипотеза ближе к истине, поскольку деревья эти как-то обходились без цветов и плодов. И впрямь, какой самостоятельный организм вверит симбионту – пусть даже самому дорогому и близкому – столь важную функцию, как размножение? А то, как жадно листья поглощали солнечный свет, – о чем свидетельствовали их изобилие, крупные размеры и яркая зелень как признак перенасыщенности хлорофиллом, – навело меня на мысль, что главная функция этих деревьев – накопление энергии. Впрочем, это только догадки.
Ну и загадка! Сколько я ни пялился на пруд, сколько ни вглядывался в его глубины, подсвеченные зеленью стен, а что случилось с рыбой, так и не понял. Следующей ночью я наблюдал за ним – но больше рыбы не появлялось.
После полудня ярость вспыхнула снова. Напряжение достигло немыслимого предела. Гиена скулила. Апельсинка ворчала и громко причмокивала. В какой-то миг их грозные вскрики слились в один оглушительный ропот. Гиена перескочила через труп зебры и набросилась на Апельсинку.