Я приступил к его выполнению в первый же день, как пришел в школу, на самом первом уроке. Со мной учились и другие питомцы Сент-Джозефа. Урок начался с того же, с чего начинаются первые уроки во всех школах, – с переклички. Мы представлялись в том порядке, в каком сидели за партами.
– Жил да был на свете банан. Рос он себе на ветке, рос и рос, и вырос большой-пребольшой, крепкий, желтый и душистый. Тогда он упал на землю, а кто-то нашел его и съел. И этому человеку стало гораздо лучше.
Ночь надвинулась незаметно. Все вокруг разом кануло в непроглядную тьму. И только по равномерному подергиванию линя я догадывался, что плот мой по-прежнему связан со шлюпкой. Море, хоть и невидимое, билось о плот всего лишь в нескольких дюймах подо мной. Так что снизу меня тоже обдавало водой, прорывавшейся сквозь щели в днище плота.
Разгадка обнаружилась позже – и не у пруда, а глубоко в лесной чаще.
Каким бы одиноким и пропащим я ни был, мне хотелось пить и есть. Я дернул за линь. Он чуть натянулся. Но стоило мне ослабить хватку, как он выскользнул у меня из рук и расстояние между шлюпкой и плотом стало быстро увеличиваться. Выходит, шлюпка дрейфует быстрее, чем плот, – она как бы тащит его на буксире. Я заметил это невольно, но значения пока не придал. Меня больше занимало то, что сейчас поделывает Ричард Паркер.
– Сказать по правде… сказав по правде… звучит заманчиво!