- Доктор сказал, что задеты жизненно важные органы, так что все непросто. И потом, двенадцать ножевых ран - тоже не пустяк, каждую надо обработать и зашить.
Это же не подкинутая под дверь коробка неизвестно от кого, когда не знаешь, бомба там или взятка, это подарок от Лешки, от мужа, что в нем может быть плохого? Но все равно страшно. Надо же, как ее скрутило-то! У нынешней молодежи есть выражение: "меня колбасит", так вот, кажется, как раз это с Настей и происходит.
- Пять, - пояснила Нина, не сдержав ответной улыбки.
А Щеткина ключи именно отдала. Ничего не сходится.
Андрей Чеботаев позвонил из Новосибирска рано утром, впрочем, за Уралом в это время было не так уж рано.
Когда ее только взяли в дом к Богдановым, с ней долго беседовала их бывшая прислуга, Степанида Андроновна, ушедшая на покой по старости лет, признававшая, что в ее годы и с ее больными ногами с младенчиком ей уж не справиться, и, как сказали бы нынче, "передававшая Глаше дела". Степанида Андроновна прослужила у Богдановых тридцать лет с гаком, с того дня, как они вселились в этот дом не то в девятьсот втором году, не то в девятьсот первом. Для нее Борис Саввич Богданов, отец Глебушки, был Борюшкой, "молодым хозяином", а "старым хозяином" она числила Савву Никитича, тоже врача-хирурга и тоже профессора. Сама Глаша Савву Никитича уже не застала, он скончался в тот год, когда Глебушка родился, однако от Степаниды узнала не только много полезного о привычках и требованиях Богдановых, но и о том, как они жили раньше. "Ты не смотри, что тебя вроде только в няньки взяли, - говорила она, - это они так думают, что смогут без прислуги обойтись, навроде теперь советская власть и прислугу иметь негоже. А куда им без таких, как я? Они ж не приучены сами за собой ухаживать, да и не барское это дело - пол мести и тарелки мыть, Борюшка работает как каторжный, оперирует днем и ночью, и по выходным, и в праздники, Зема - артистка, ей тоже некогда, да и не с руки. Все одно ты из нянек через месяц-другой, а то и раньше в полноценную домоправительницу превратишься". Слова старой Степаниды оказались пророческими, только предсказанный ею "месяц-другой" сократился буквально до нескольких дней.