Оставив мандариновые ошметки прямо на столе, Алена развернулась и скрылась в своей комнате. Кажется, я начинала понимать, из-за чего так дергается Мадам. Она боится, что муж явится в совершенно непотребном виде, и не хочет, чтобы это живописное полотно лицезрел Главный Объект. Потому и торчит поближе к входной двери. Потому и вопросы о Николае Григорьевиче задает.
- Наталья Сергеевна, вы не думали о том, что Патрика надо бы кастрировать? - спросила я, с трудом разгибая спину после очередного оттирания пола в углу Алениной комнаты.
- Пока ничего не нужно. Себя в целости довези, - усмехнулся он, - и на сегодня достаточно.
- Знаете, я так переживал всю ночь, - снова погнал Костя. - Десять вечера - вас нет, одиннадцать - нет, двенадцать - нет, я уж места себе не находил, думал, может, что-то случилось. А когда вы вышли, я рванул к вам, а вас и след простыл. Я и на спортплощадке вас искал, и к круглосуточному магазину бегал. А потом вы появляетесь в обществе мужчины. Меня прямо как холодной водой окатило! Даже не думал, что могу так бешено ревновать.
Вообще- то, я собиралась сказать это нормальным голосом, но от волнения горло у меня перехватило и звуки из него вылетали какие-то невнятные и сипящие.
Я до такой степени не была готова к громким звукам, что вздрогнула. В коридоре послышались шаги, в гостиной возникло небесное видение в том самом многострадальном белоснежном свитере, но без брюк, в одних колготках, обтягивающих точеные стройные ножки. Фигурка у нашей Алены прелестная, чего не скажешь о характере.