Я заметил на улице Елену, она прошла мимо окна, слегка улыбнувшись мне, и поднялась по ступенькам к входной двери.
- Знаете, Мария, я не перестаю удивляться тому, как вы не схожи со своей соседкой, - проговорил я, приканчивая несказанно вкусный ужин, которым меня кормила старуха.
Вот, значит, как. Матушка обещала не давать мой номер телефона "всем подряд", что, зная ее характер, означало на самом деле "никому". А Мусю наша дорогая Эмма Викторовна приняла за моего секретаря. Ну и ладно, какая, в сущности, разница.
И самое ужасное, что Борька это понял. Окинув меня тяжелым и одновременно снисходительным взглядом, он медленно поднялся, с видимым усилием оторвав некогда поджарое, спортивное тело от мягких диванных подушек.
Я не хотел иметь детей. Не знаю, почему, просто не хотел - и все. Не нужны они мне были, не интересны. Мне было стыдно и неприятно, мне казалось, что, если кто-то узнает об этом, на меня начнут показывать пальцем и обзывать моральным уродом. Все люди обязаны хотеть детей, на этом тезисе было построено все: пропаганда, литература, кино, бытовые отношения. Я воспринимал свое равнодушие к детям как признак собственной неполноценности и стеснялся его. И, как человек, не любящий и не понимающий оперу, выстаивает часами за билетами на премьеру "Пиковой дамы" и восторженно ахает во время спектакля, я, едва женившись в первый раз, стал немедленно настаивать на ребенке. Я делал все, чтобы не оказаться разоблаченным в своих постыдных желаниях, я тетешкал Светку, вставал к ней по ночам, водил ее в ясли и в детский садик, читал ей вслух книжки и постоянно ощущал тоскливую натугу в каждом своем слове, в каждом жесте. Я делал то, что был должен, а не то, что хотел.
А потом наступил тот день, когда все пошло наперекосяк. Это был тот самый день, когда меня удивила Мимоза. Уже не впервые, но на этот раз после долгого перерыва и особенно ощутимо.