- И что в этом плохого? - не поняла Муся. - Пусть бы и привезла.
Я действительно пытался работать. Но только все как-то странно получалось... Первое время я увлеченно трудился над романом о милиционерах, но по мере того, как продвигались вперед наши занятия с Бегемотиком, я все отчетливее осознавал, что не хочу его делать. Я хочу совсем другого. К полному своему изумлению я вдруг понял, что хочу написать книгу о сестре. О Верочке. При всем том, что книга эта (тут Муся совершенно права) не принесла бы никакого коммерческого успеха. Мне отчего-то казалось, что это нужно мне самому. Верочка - это тридцать пять лет моей жизни, она была младшей сестрой и прожила на свете именно столько. Чем больше я общался с Бегемотом Викторовичем, тем больше и чаще нам пришлось говорить о Верочке, вспоминать ее и анализировать мое к ней отношение.
- Ничего, - подтвердил я, стараясь казаться спокойным и даже веселым, дабы не нагнетать трагизм и не расстраивать ее. - За последний год и девять месяцев - ничегошеньки. С восемнадцатого июля девяносто девятого до двадцать седьмого апреля нынешнего года.
- Скажи, что это те деньги, которые я ей обещал. Я их действительно обещал, ты знаешь. И еще скажи, что я очень испугался после аварии, понял, что человек не просто смертен, а, как говорил Булгаков, смертен внезапно, поэтому составил завещание, и по этому завещанию она не получит ничего, кроме тысячи долларов ежегодно ко дню рождения.
- Хорошо. Если вам станет плохо - сразу же звоните, я прибегу. Не стесняйтесь.