Я слушал ее вполуха. Моя голова лежала у нее между ног, и ее открытая плоть, как компресс, прижималась мне к затылку. Я пытался найти нужные слова для того, чтобы объяснить ей, что мы расстаемся навеки.
У меня перед глазами мелькала одна и та же картинка: Анна в халате и шлепанцах сбегает вниз по лестнице, открывает дверь в гостиную и устремляется к белой коробке, испачканной кровью.
– Мартин, не делайте этого, не делайте! Вы больны, вы нуждаетесь в лечении, – он вскинул руки и жалко поскреб ими о мои, скрещенные у него на горле, в попытке ослабить хватку. – Я не могу дышать!
Я все еще не понимал, в какой из двух постелей лежу. В комнате стоял необъяснимый холод, воздух буквально обжигал, и пахло здесь по-прежнему так, что я не смог бы этот запах ни с чем другим спутать, – пахло росой.
Р.М.С.: Тогда отправляйтесь к соседям. Не думайте о сигнализации. Просто выйдите из дома.
– Полагаю, что если бы я рассказал вам кое о чем, что, как вы думаете, больше не имеет для меня ни малейшего значения, вы сказали бы, что это еще один симптом моего «заболевания». Но это ваша проблема, Сомервиль, а не моя. Ну а теперь, когда я во всем разобрался, мне уже не потребуется ваша помощь. Больше никогда не потребуется.