– Не знаю. Это слишком... слишком... Нет! Туда нельзя! Не открывайте ее!
На протяжении всего сеанса я замечал, что пациент время от времени оглядывается через плечо. В какой-то момент он встал, подошел к двери, открыл ее, а затем вернулся на свое место, никак не объяснив свое поведение.
Это было точно так же, как в тесте Роршаха.
Это был Сомервиль. Он спускался по лестнице с крыши. В полном одиночестве. Ветер натягивал на нем одежду, заставляя казаться выше и стройнее, как будто сверху вниз по стене башни скользила длинная тень.
– Двадцать пять. Как минимум, – она потупилась и принялась взбалтывать кубики льда на дне своего стакана.
Рука, запястье которой было туго стянуто зеленой ленточкой, лежала на манипуляторе. Я пристальнее посмотрел на девицу, пытаясь увидеть ее лицо. Что-то в ней было знакомое и настораживающее. Она чуть повернулась, и свет из глубины проектора озарил ее лицо в профиль.