— Получается так, что наш разговорный язык — это производное от того внутреннего языка… я правильно понял? — подался вперед Кипрос. — И видимое его обеднение — это признак того, что беднеет внутренний язык?
— Я не думаю, что беседа будет с противником. Беседа будет с гернотами. Хотя… — Малигнан задумался. — Может быть, вы правы, владетельный тоун…
…и бумажный занавес расползся под пальцами Аннабель, и открылся туннель, темный и короткий, но, похоже, не тупиковый, а просто изгибающийся или раздваивающийся. Тронул — ходи, вспомнилось Аннабель шахматное правило, и она шагнула в туннель, ожидая чего-то нового и необычного, но ничего необычного не произошло, вход не закрылся и не перестал существовать, и тогда Аннабель, сосредоточившись на не-зрении и пытаясь, не доходя до поворота, заглянуть за него, медленно пошла вперед.
— Не знаю. Я, наверное, еще Василенко, потом военком… все.
Он помнил все, что произошло. И, вопреки естеству, ему хотелось только есть и пить.
Девочка молча покачала головой и ушла. Странная девочка. Похожая на мягкую рыбку.