У подножия винтовой лестницы лежал, скрючившись в позе эмбриона, еще кто-то – маленький и легкий. Если бы не полуседая спутанная борода, можно было подумать, что это ребенок.
"Ты что, дурачок, собрался это раскапывать? – спросил он себя недоуменно. – да если только заподозрят, что ты скосил глаза в сторону столба дыма..
Через минуту он вынужден был мягко спрыгнуть. Сил уже не было удерживаться на гладких стенах возле раскаленной лампочки. Подобрал автомат, медленно-медленно, чтобы не клацал металл, оттянул затвор. Выглянул в коридор. Двое освобождали пленного. Если они обернутся… то будут на его пути к выходу, к воле. Лео не думал о том, что там его тоже может догнать стремительное визжащее чудовище. Нет. Там была свобода и жизнь. Он поднял оружие и послал экономную очередь в спины врагам: три пули он израсходовал на одного и три на другого…
Он тут же спустил ноги с кровати и сел. Потом встал. Тело слушалось вроде бы неплохо. А в своем собственном, временно оставленном, он был уверен на все сто: оно перемалывало и не такие ситуации.
Это на весь день, в отчаянии подумал Гуго. Почему я ее не убил совсем?..
Нойман никогда не видел Гиммлера в таком состоянии. Рейхсфюрер был иссиня-бел; вокруг глаз залегли глубокие тени.