Ему не понравился голос Мерри. Он доносился сквозь шорох, шум и чужие голоса – и тем не менее в нем что-то ощущалось: то ли обреченность, то ли предел усталости, то ли та тихая злобность, которая возникает у человека, перешагнувшего границу смерти.
Стоп. Все это – когда-нибудь после. Что нам дает знание – ну, предположение, – что ответственность за бойню предполагается взвалить на гарнизон Абадона?
Увидев Штурмфогеля, она встала и издала тихий горловой звук. Тут же появились сестры, тоже в походном, с необычно длинными сумками в руках. Нигра поманила его к столу. Там была разложена старая, девятьсот четвертого года издания, карта Европы. Вопрос был без слов понятен: куда?
– Он мне должен понравиться? – Лени вдохнула воздух, задумалась. – А впрочем, неплохо. Очень неплохо.
– Отведи бея Штурмфогеля к крапицам. По дороге возьмешь все, что нужно… ты знаешь. Но ничего не рассказывай.
Пока ему делали массаж, Штурмфогель уснул – и вновь увидел себя евреем. Сон был статичный: он сидел в мягком кресле у иллюминатора то ли цеппелина, то ли нереально огромного самолета и смотрел вниз. Там было море в солнечных брызгах. Несколько десятков маленьких кораблей толпилось на его поверхности…