- Когда бабушка была им беременна, дедушка рубил дрова и поранил себе ногу. Все с самого начала говорили, что из ребенка ничего не выйдет.
Киссур выскочил на стену, упер в расщелину стены лук, укрепленный серебряными пластинами, взял из колчана стрелу с гудящим хвостом, наложил ее на тетиву и выстрелил. Стрела вошла в воду перед первой лодкой, и так и осталась торчать из воды, а лодка налетела на стрелу и перевернулась. И тут же другие лодки стали застревать и переворачиваться. "Это колдовство Арфарры" - в ужасе закричали бунтовщики, а Андарз побагровел и воскликнул:
Даже в лунном свете было видно, как перекосилось лицо Кархтара.
Арфарра, действительно, был когда-то монахом-шакуником, но это ничего не значило. Во-первых, постригли его насильно, и клятвы за него давал другой человек, так что потом, когда Арфарра стал араваном Варнарайна, в монахах числили того, кто повторял клятвы. А во-вторых, монахи-шакуники все равно стали, по указу государыни Касии, мирскими людьми.
- Пятнадцать лет назад, - сказал Шавия, - я был зерновым инспектором в Иниссе. Мороз поел поля, государь прислал ссуду, ссуду растащили, я подал про это доклад. Шавия помолчал и продолжил: - Я же и попал в исправительные поселения. - Шавия засучил руку выше локтя и показал старое, съеденное клеймо. - Многие, однако, заступились, вытащили меня из каменоломен, постригли в монахи, послали сюда. Даттам, - продолжал Шавия, - дал королю оружие, а король дал Даттаму крестьян. Как я уже сказал, справедливая война, - это когда бывший властитель признает себя вассалом, а землю и добро сохраняет. Про крестьян в правилах справедливой войны ничего не сказано. Потому что своим крестьянам сеньор еще иногда обещает "не уводить быков от начала сева и до конца сбора урожая, и не захватывать для себя общественных выгонов, и не посягать на имущество сверх причитающегося". Но чужим крестьянам он, конечно, не обещает ничего... Я, - сказал Шавия, - сделал очень мало. Я не мог оросить полей, и даже саженцев из столицы не мог послать. Я только перестал вытаптывать поля и угонять скот. Через шесть лет у каждого в сенях стояла бочка с бузой. Утки в каждом дворе, свиньи на общественных выгонах, и корова не в горнице, а в хлеву. Это, знаете, приятно, когда за вас молятся. Через шесть лет является Даттам и спрашивает: "А какая храму выгода от этой коровы?" Я в ответ: "Зачем говорить о выгоде, давайте говорить о справедливости! Крестьянин, говорю, счастливее вас. Он не настолько безумен, чтоб работать больше необходимого, и умножать свои заботы и чужую зависть". Даттам, однако, велел храму раздать эти земли в лен, а ленникам посоветовал: сгонять крестьян с полей, поля превращать в пастбища, а шерсть продавать храму. Странная, однако, выгода, - засмеялся Шавия.
- Большая честь для меня, - сказал Ханалай, - приветствовать вас в своих покоях. Поистине, ничье слово не значит столько для народа Харайна, как ваше слово.