Ванвейлен и Бредшо ехали рядом, переговариваясь. Им опять было очень неприятно, потому что, судя по писку аварийного передатчика, они ехали как раз по направлению к упавшему кораблю.
Все в Иров день наизнанку и наоборот: низы мешаются с верхами, и толстопузый горшечник, улыбаясь и поскребывая въевшуюся в пальцы глину, рассуждает: "Так было в золотом веке, когда чиновников не было вообще, и люди сами собой соблюдали законы". А его сосед, ткач с ногами, кривыми от вечного сидения за станком, соглашается: "Так было в золотом веке, когда чиновником был каждый, а не только начальник цеха".
Нан глубоко поклонился и принес извинения по поводу своего секретаря: что делать, бестактность влюбленных... Ведь и Ишмик тоже готов творить глупости ради некоей девицы Ниты, арестованной в Иров день.
Впереди показался мост Семи Зернышек. Под мостом Шаваш остановился и притянул покойника к себе.
Главным возмутителем спокойствия явился бортинженер Хатчинсон.
Люди молятся медному Именету на гнутой ножке. Но бог Именет - лишь тушечница на столе небесного судьи Бужвы. Люди обращаются с жалобой к местному чиновнику, но местный чиновник - лишь тушечница чиновника дворцового.