Вот-вот должна была начаться война. Ло признали "выздоровевшим" и отправили обратно на работу.
Со двора донеслись крики. Шум постепенно усиливался, перерастая во взрыв паники и гнева. Держин улыбнулся Вирунге и жестом руки пригласил подойти к окну. Вирунга подался вперед всем корпусом, тяжело опираясь на костыли.
– Не удивительно, что я годами избегаю смотреть мыльные оперы.
Стэн размышлял над всем этим под тихий аккомпанемент молитвы Лея Ридера и его единоверцев, терпеливо ожидая, когда они закончат превозносить своего Великого и просить его об оказании им помощи в дальнейшем. Единственным словом, которое Стэн мог различить в этом потоке излияний, было "ах-х-хминь", произносимое тремя людьми со страстным придыханием, когда Кристата делал паузы. Наконец он закончил заунывное песнопение и переваливающейся походкой подошел к Стэну, отщипывая на ходу комья грязи, прилипшей к его шерсти. Каждый сантиметр квадратной фигуры Кристаты излучал флюиды целеустремленности и мрачности. Только по извивающимся чувствительным усикам, обрамляющим его нос, Стэн мог догадаться о внутренней напряженности Лея Ридера.
Так называемые "цели-панацеи" (ударим в этом месте и одним махом закончим войну – буквально за считанные дни) были скорее шуточным аргументом в спорах военачальников. Разрушение "цели-панацеи" выглядело эффектно, за это навешивали ордена, однако серьезные стратеги отлично понимали, что такая война ни одним махом, ни даже десятью махами не заканчивается.
– Знаю, знаю, – кивнул Стэн, – мы получили шифрованное сообщение от тебя.