Однако, взглянув в ее лицо, я уже знала, что она не собирается увольнять меня. Вся косметика, украшавшая ее лицо с утра, была смыта, а припухшие веки указывали на то, что она скорее всего плакала в своей комнате. В руках она держала коричневую сумочку, которую протянула мне.
Итак, у меня были причины для благодарности, но не было никаких идей. Я не могла снять деньги с нашей общей сберегательной книжки; там лежало всего-навсего сорок шесть долларов, а на текущем счету их оставалось еще меньше — если мы еще не превысили кредит, то были весьма близки к этому. Я не собиралась вот так, схватив детей в охапку, бежать куда глаза глядят; нет, сэр, нет, мэм. Если я сделаю это, то Джо потратит все деньги просто в отместку. Он и так спустил долларов триста, если верить мистеру Пису… но осталось около трех тысяч, и долларов двести пятьдесят я вложила лично — я заработала их, скребя пол и надраивая окна, развешивая простыни этой суки Веры Донован — шесть прищепок, а не четыре, — только за это лето. Конечно, это не было так тяжело, как зимой, но все же это не было похоже на прогулку по парку.
— Посмотри-ка, Долорес, если нам повезет и погода станет нашей союзницей, следующим летом мы будем наблюдать нечто действительно поразительное.
— Долорес! — крикнула она. — Долорес Клейборн!
— Я просто не хочу, чтобы возникли неприятности, — произнесла Селена. Она замялась на секунду, а потом выкрикнула: — Я ненавижу все это! Зачем ты его вообще ударила? Почему он вообще начал приставать ко мне? Почему все не могло оставаться так, как было раньше?
Однако это было домом для меня и Селены. Мне кажется, моя малышка продолжала жить в нем и после того, как стряхнула пыль Литл-Толла со своих ног; мне кажется, она живет здесь в своих воспоминаниях… в своем сердце… в своих снах. В своих кошмарах.