Пис посмотрел на меня и открыл рот. Затем закрыл его и ничего не сказал. Это было уже не нужно. Ответ был написан на его лице.
— Это не твое дело, — отрезала я. — Я прожила на Литл-Толле целую прорву лет, и нет конца тому, о ком и что я знаю. Просто будь внимательной и осторожной, не поцарапай мебель и не разбей вазы из флорентийского стекла, а больше тебе не о чем беспокоиться.
Итак, с Селеной все было в порядке; остались мальчишки. Я заставила Джо позвонить его сестре в Ныо-Глочестер и спросить, не будут ли они с мужем возражать, если мальчики проведут у них три недели в июле и неделю в августе, как и мы принимали их мальчишек-озорников у себя, когда те были помладше. Я думала, что Джо будет возражать против отъезда Малыша Пита, но он не стал — мне кажется, ему понравилась мысль о том, как тихо будет в доме без детей.
Он бросил газету на колени и взглянул на меня.
Что же касается Селены… ну что ж, мне кажется, Селена судила меня своим судом. Часто я вспоминаю тот взгляд ее потемневших глаз, слышу заданный ею вопрос: «Ты с ним что-то сделала, мама? Это моя вина? Это я должна расплачиваться?»
— Конечно, — ответил он. — Ублюдок — это такой вот безмозглый сопляк, как Дики О'Хара.